На рубеже XIX–XX веков в России началась так называемая «юбилеемания»: отмечали юбилеи городов, военных побед, государственных и учебных учреждений, музеев и даже спуска кораблей на воду. В своей книге «Столичные торжества Российской империи в царствование Николая II», которая вышла в издательстве «Кучково поле», историк Светлана Лиманова рассказывает, с каким размахом это происходило. T&P публикуют фрагмент о том, как в 1903 году праздновали 200-летие Петербурга: сколько денег потратили на украшение города, почему организаторов упрекали в безвкусице и как московская общественность использовала праздник, чтобы упрекнуть столицу в бездуховности. Празднование «городских именин» — так называли юбилей Петербурга в прессе того времени — началось 16 мая в восемь часов утра пушечным салютом в 21 залп с Петропавловской крепости. Прекрасная погода способствовала раннему скоплению любопытной публики. Повсюду двигались экипажи, особенно к Сенатской и Суворовской площадям — двум центральным местам торжеств. Били барабаны, слышались звуки музыки, по улицам проходили разные части войск. В спешном порядке заканчивали незавершенные накануне работы по украшению отдельных зданий и Сенатской площади. Много людей было на Большой Морской улице, набережной Невы и Невском проспекте. В толпе мелькали цилиндры, котелки и фуражки. Виднелись шитые золотом мундиры, фраки и треуголки. * Центральным событием юбилейного дня становилось открытие Троицкого моста, возведенного в память 25-летия бракосочетания Александра III и Марии Федоровны. Таким образом, […] внимание участников торжеств переключалось с личности основателя города на одного из его благодетелей, каковым, с точки зрения любящего сына, являлся его отец — Александр III, а юбилей города не перерос в общеимперское прославление Петра I или его преобразовательной деятельности. Ответ на вопрос, почему же так произошло, скорее всего, кроется в собственных представлениях Николая II о государственном благе. Он полностью одобрял консервативное правление Александра III и с неприязнью относился к новаторствам Петра I. К девяти часам перемещаться по городу стало затруднительно. Еще через час на Суворовской площади, находящейся как раз напротив разведенного Нового Троицкого моста*, начали собираться гости: представители дипломатического корпуса, делегации от русских и иностранных городов. Рядом специалисты по фото- и киносъемке настраивали свои аппараты: им было что запечатлеть. Посреди площади стояла специально подготовленная Царская палатка, украшенная юбилейными датами, флагами, гербами и гирляндами из зелени и цветов. Рядом соорудили особое возвышение, предназначенное для проведения церемонии открытия моста. Вокруг площади были расставлены трибуны для высокопоставленных зрителей.В описании «С.- Петербургских ведомостей» вырисовывалась картина, достойная кисти художника: «Суворовская площадь… была опоясана двумя красными дугообразными и расположенными амфитеатром трибунами, заканчивавшимися носами судов Петровской эпохи. Позади трибун подымался лес мачт, декорированных зеленью, национальными флагами, государственными и городскими гербами, а посреди площади, перед новым мостом, был устроен помост с золоченой балюстрадой, убранный тропическою зеленью и цветами. Помост был покрыт алым сукном и ковром, и над ним был разбит ажурный шатер, цвета крэм, украшенный лентами золотисто-шоколадного цвета. Средняя часть шатра не покрыта, а боковые сени служили лишь как бы зонтами от солнечных лучей». «Столичные торжества Российской империи в царствование Николая II», Светлана Лиманова» В одиннадцать часов под восторженные крики «ура» на Суворовскую площадь прибыли вдовствующая императрица Мария Федоровна с наследником Михаилом Александровичем и император Николай II с императрицей Александрой Федоровной. Члены комиссии по строительству моста преподнесли обеим императрицам роскошные букеты из роз и орхидей, перевязанные лентами национальных цветов и украшенные гербами города Петербурга.После того как все заняли свои места, состоялось благодарственное молебствие с провозглашением многолетия императору, императрицам, наследнику, всему царствующему дому и вечной памяти «в Бозе почивающему» императору Александру III. Завершилось молебствие провозглашением многолетия всем, кто участвовал в возведении Троицкого моста. По окончании богослужения городской голова П. И. Лелянов представил императору членов строительной комиссии. Вскоре раздался удар колокола, после которого начался перезвон во всех столичных церквях, и наступил самый ответственный момент торжества. П. И. Лелянов поднес Николаю II на красной бархатной подушке кнопку, император надавил на нее. Через несколько секунд разводная часть моста пришла в движение и, поворачиваясь, постепенно соединилась с берегом, открыв взорам присутствующих грандиозный мост. Секрет волшебной кнопки заключался в том, что к ней крепился электрический провод, подключенный к механизму, который привел в движение соединительную часть моста. Эффект получился великолепный! Празднование 300-летия дома Романов Взяв ножницы с поднесенных подушек, императрицы Мария Федоровна и Александра Федоровна разрезали две ленты, символически перекрывавшие вход на мост. Император и члены императорской фамилии, предшествуемые духовенством, перешли по только что открытому мосту на другой берег Невы, где городской голова презентовал императорской семье медали. На их лицевой стороне были изображены барельефные портреты Александра III, Марии Федоровны и Николая II, на оборотной — Нева с Новым Троицким мостом и шпилем Петропавловского собора. После доклада председателя строительной комиссии Николай II и члены императорской фамилии в экипажах под несмолкаемые крики «ура» вновь пересекли мост и поехали по направлению к памятнику Петра Великого, где должна была пройти вторая часть юбилейного дня. На строительство Нового Троицкого моста, по официальным данным, было потрачено 5 млн 200 тыс. рублей. Открытие Нового Троицкого моста* стало главным подарком на городские именины городу и его жителям. Он соединил Петроградскую сторону с центральной частью Петербурга и оживил городскую перспективу изгибами нового архитектурного стиля модерн. «Ныне, благодаря постоянному мосту, наступает час торжества и победы петербургского обывателя над враждебными ему воздушной и морской стихиями! — сообщал журнал «Звезда». — Этой победой над враждебными человеку стихиями характеризуется, вообще, прогресс культуры человеческого общества — следовательно, прогрессирует все-таки и наша столица…» Продолжение торжествИмперская столица, привыкшая к перевоплощениям для проведения различного рода торжеств, с особым старанием подготовилась к собственному юбилею. В декорировании центральной части города преобладали мотивы петровских времен. По обе стороны Невского проспекта установили высокие мачты, увенчанные государственными гербами и украшенные у подножия многочисленными флагами и гербом Петербурга. В больших количествах виднелись щиты с инициалами Петра I и Николая II. В окнах и на балконах домов размещались лепные бюсты императоров, украшенные зеленью и живыми цветами. То тут, то там можно было наблюдать, как крыши зданий, стоящих напротив, соединяются длинными цепями маленьких флажков. Фасады зданий и балконы были убраны цветной материей. Тусклые тона петербургских будней сменились яркими красками. * Декоративная решетка, переплетенная вьющимися растениями. Оригинальная декорация украсила Гостиный Двор: лепная фигура Петра Великого на фоне настоящего ельника и скал. Сверху шатер, сделанный из ткани под парчу с двуглавыми орлами по всей материи, увенчанный императорской короной. По бокам — бюсты императора Николая II и императрицы Александры Федоровны, окруженные трельяжем*, который тянулся на всем протяжении фасада Гостиного Двора вдоль Невского проспекта. На фронтоне следующего здания, Пассажа, разместилась не менее интересная композиция — галера с огромной статуей Петра Великого в костюме матроса, держащего в руках топор. На носу галеры виднелась надпись «Россия», а на парусе — «200 лет». У здания городской думы появились два временных фонтана и скульптурная группа с порталом в стиле Людовика XIV. Шпиц каланчи декорировали зеленью и ельником. На углу Невского проспекта и Михайловской площади также возвысились два фонтана, между которыми стояла тумба петровской эпохи с гербами Петербурга по бокам и двумя обелисками: на одном — портрет императора Николая II, на другом — Петра Великого. Невский проспект, таким образом, превратился в средоточие двух эпох.Связующим звеном городских празднований стала водная артерия — река Нева. Мосты от Николаевского до Нового Троицкого были разведены, по водной глади перемещались пестрые яхты с развевающимися флагами. С разных сторон слышалась музыка. На набережных то и дело собиралась любопытствующая публика, надеясь собственными глазами увидеть какую-нибудь торжественную церемонию. […]После открытия Троицкого моста Николай II в сопровождении свиты отправился на Сенатскую (Петровскую) площадь, где его появления уже ждали чиновники, войска и представители городов. Площадь оставили свободной, так как на ней предполагалось сначала отслужить молебен, а затем провести парад. Лишь в центре установили Царскую палатку с огромными золотыми орлами и, при помощи временных декораций, преобразили памятник Петру Великому: по углам расставили четыре мраморные урны, а по бокам полукругом расположили ряд колонн с прикрепленными к ним венками. На венках красовались инициалы императоров, начиная с Петра I, под которыми были указаны даты правления каждого из них. Сооружение представляло подобие «портретной галереи». Впоследствии эта идея неоднократно использовалась при декорировании городского пространства.Завидев государя императора, войска взяли на караул, Николай II приветствовал их. После этого знамена вынесли к аналою, и началось богослужение. Молебствие совершалось перед иконой Спасителя, сопутствовавшей Петру I в его походах. Икона хранилась в домике Петра Великого и была перемещена на Сенатскую площадь утром этого же дня при помощи крестного хода. Причем крестный ход сам по себе представлял удивительное и уникальное зрелище: церковнослужители в нарядном облачении с иконой плыли по Неве на специальном пароходе в сопровождении катеров и гребных судов! […] На страницах монархических газет богослужение описывалось не иначе как в поэтических, возвышенных тонах: «Тихо было все на площади, заполненной тысячами людей, когда начал протодиакон свой возглас. Тихо шелестели обрывки славных петровских знамен, полотнища священных хоругвей, обступивших Державного Вождя Руси Великой. Солнце играло на золотой ризе хоругвей, на стали штыков, а над всеми, резко выступая своей темной громадой на фоне лазури, зелени, золота, красок, высился, простирая над городом свою мощную руку, «гигант на бронзовом коне» — Великий Петр». Благодарственное молебствие завершилось провозглашением многолетия императору, императрицам, наследнику, всему царствующему дому, вечной памяти «в Бозе почивающему» императору Петру Великому, многолетия всероссийскому победоносному воинству и всем верноподданным. Как только замолкли последние звуки службы, залпы выстрелов с судов огласили берега Невы. Среди грохота салюта пропета была «Вечная память».Николай II вместе со свитой направился в Царскую палатку. Там городской голова П. И. Лелянов преподнес императору медали, изготовленные к 200-летию Петербурга. Затем прозвучала юбилейная кантата, завершившаяся двукратным повторением гимна. Кантату исполняли 250 человек военных музыкантов, 400 певчих и 400 детей городских училищ. Долго не смолкало ответное «ура» присутствующих зрителей. Через некоторое время начался церемониальный марш войск на Сенатской площади. При прохождении каждая войсковая часть удостаивалась царского спасибо. По окончании марша Николай II принял рапорты адъютантов и фельдфебелей, после чего при громких криках «ура» высочайшие особы отбыли в Зимний дворец. Народ приветствует свадебный кортеж на пути из Зимнего дворца в Аничков. 14 ноября 1894 На этом участие царской семьи в юбилее фактически закончилось. В полчетвертого в ротонде Зимнего дворца Николаю II были представлены офицерские чины депутаций, приехавших на торжества, а после пяти часов вечера императорский поезд отбыл из Петербурга по Царскосельской железной дороге.Вопреки стараниям организаторов торжеств, городские именины, по всей видимости, не произвели на императора особого впечатления. В отличие от Александра I, который сто лет назад был главным действующим лицом юбилейного торжества, Николай II ограничился ролью самого почетного гостя и при первой же возможности покинул «душный город». Вот запись в его дневнике за этот день: «В 101⁄4 сели в поезд Мама и поехали в город на празднование 200-летнего юбилея Петербурга. На Суворовской площади был молебен и освящение нового моста имени Папа; при нас его разводную часть навели, и мы все прошли пешком до конца. Там сели в коляски и отправились к памятнику Петра Великого. Митроп[олит] Антоний отслужил еще молебен. Старые Петровские знамена стояли вокруг помоста.Войска были выстроены по набережной и вдоль Сената до Исаакия. Солнце жгло немилосердно, потому что мы стояли без навеса. После молебна только вошли в шатер, из кот[орого] довольно плохо слышали кантату, исполненную военными певчими. Затем войска прошли церемон[иальным] маршем, и мы уехали в Зимний. У нас проходил фамильный завтрак. В 3 ч[аса] в Концертной была прибивка новых знамен… Принял 10 депутаций полков, прибывших на юбилей Петербурга. В 41⁄4 у.е.хали из душного города. Погулял с удовольствием в парке, кот[орый] принял совершенно летний вид. Сирень начала распускаться…» А город-именинник продолжал празднования по намеченной программе. […]На центральных площадях и улицах Петербурга горожанам раздавали печатные листы, в красках воспроизводящие хорошо известные акварельные портреты императоров Петра I и Николая II. Небольшой сопроводительный текст разъяснял значение петербургского юбилея. В учебных заведениях после молебствий, кантат и бесед о Петербурге также раздавали портреты Петра I и книгу «В память 200-летия города С.- Петербурга». Для всех желающих были устроены гуляния в садах и парках. Справа: гроб с телом императора Александра III в Петропавловском соборе Как только открылось движение по Троицкому мосту, празднично одетые люди устремились к Суворовской площади, а оттуда через новый мост на Петербургскую сторону — к Народному дому императора Николая II. Народный дом являлся главным центром увеселений. В Александровском парке собралось большое количество публики— мастеровые, фабричные, солдаты, модистки, прислуга, — все в праздничном настроении с юбилейными флажками и жетончиками. Среди развлечений предлагали лазанье на мачту, езду под ведром, бег в мешках, ходьбу по бревну. Самые смелые и ловкие получали весьма ценные памятные призы: серебряные часы, портсигары, подстаканники, чарки, украшенные городским гербом с подписью внизу: «От С.- Петербургской городской думы, 16-го мая 1903 года» (так как подарки оплатила городская дума). Все гулянье проходило на открытом воздухе, внутрь Народного дома не пускали. На открытых сценах были представлены пьесы «Дедушка русского флота», «Саардамский корабельный мастер», выступали песенники, жонглеры, акробаты, силачи, гимнасты. Петра I в этих постановках изображали «народным царем», подобный образ был противоположен аллегорическому возвеличиванию императора на торжествах начала XIX века.Вторым местом для гуляний было Екатерингофский сад. Желающие повеселиться начали собираться здесь с четырех часов дня. Помимо простонародья пришли «котелки», «шляпы» и «цилиндры», то есть представители благородных сословий. В центре устроили открытую сцену, на которой разыгрывали пьесы из жизни Петра Великого. Рядом высилось большое панно с изображением основания Петербурга: могучая фигура царственного плотника с топором в руках. На главной аллее парка организовали гонки, скачки, состязания. Тут были также карусели, моментальные фотографии, киоски с сюрпризами, лотки с сувенирами, можно было купить квас, пряники и т. д. Звучали удалая песня и гармоника. «Народ жалует и сосиски, и театр, и буфет, и карусель, и прочее…» — сообщали «Новости и биржевая газета». * Вагончик-лодочка, скатывающийся в воды реки Невки. Еще одним местом празднований стал Петровский остров. Представленные здесь увеселения напоминали забавы прежних времен: карусели, качели, горы* или силомер (железная трехсаженная штанга, от удара по которой кверху взлетала металлическая пластинка, текст рядом гласил: «Такса. Добивающий до Верху ничего не платят, не Добивающий Плата 2 коп. Плата вперед»). Охотников испытать силу было много. На траве по берегам рек Невки и Ждановки расположились живописные группы: слушали музыку, закусывали, пили чай, грызли подсолнухи, щелкали орехи. Время от времени в руках отдыхающих мелькали сороковка или мерзавчик*, но порядок при этом, как отмечали газеты, был образцовым. Пьесы шли те же, что и в Народном доме, а также комедия-анекдот «Царская трость, или Деревянный ходатай». Из состязаний наибольшей популярностью пользовались гонки на яликах и велосипедах. Кроме призов от городской думы, тут были призы и от петербургского градоначальника. В Василеостровском саду шли представления на открытой сцене с участием клоунов, рассказчиков, певцов, пантомимов. Проходили состязания по лазанию на мачту. *Мерзавчики — небольшие емкости с крепкими алкогольными напитками. Описания петербургских гуляний и документы не оставляют сомнений в том, что при их подготовке был учтен печальный опыт Ходынки. Места празднований рассредоточили по разным частям города и заблаговременно проверили на соответствие намеченным мероприятиям. Вместо раздачи дарового угощения были организованы развлечения и конкурсы, за победу в которых можно было получить памятные призы.Периодические издания отмечали, что народные гулянья привлекли огромное количество публики, включая население пригородов. Особенно это стало заметно вечером, после окончания рабочего дня. По подсчетам, опубликованным в газете «Новое время»: «Народный дом посетило свыше 20.000 человек, Екатерингофский парк до 15.000, Петровский парк до 25.000, сады Невского общества у Фарфорового завода свыше 12.000 и на бывшем Стеклянном заводе до 8.000 человек».В последующие дни стараниями городской думы был реализован ряд закрытых празднований: обеды, встречи, рауты и т. д. Завершился цикл юбилейных празднеств парадным спектаклем в Мариинском театре, который, увы, не оправдал ожиданий. Многие артисты были заняты гастролями, поэтому выступал второй состав. К тому же распорядители допустили путаницу с билетами: их было не достать, а в результате оказались пустующие места. И лишь накрытые в антрактах даровые буфеты — чай, шампанское, фрукты, конфеты — имели большой успех. Запросы горожанЗа красочностью и насыщенностью Петербургского юбилея скрывались противоречия русского общества. Благодаря тому, что подготовка торжества находилась в ведении городского самоуправления и лишь та часть, в которой был задействован император, контролировалась Министерством императорского двора, стало возможным услышать критические суждения, в других случаях, как правило, замалчиваемые. Если говорить об идейной составляющей празднований, то именины имперской столицы отрицательно восприняли часть московской общественности, представители церкви и революционеры. Юбилей послужил поводом в очередной раз поставить под сомнение историческую оправданность переноса столицы из Москвы в Петербург. «Московские ведомости» напечатали серию статей, в которых читателям напоминалось о духовном богатстве и значимости Первопрестольной, а также выражалось недовольство «двойственной жизнью», мешающей развитию государства. Из среды духовенства, в свою очередь, раздавалась критика в адрес Петра I, сильно урезавшего полномочия церкви и нарушившего ее канонический уклад.Воспользовалась удобным случаем и социал-демократическая партия, рассказав народу о необоснованных, чрезмерных тратах на «рауты, лукулловские завтраки, обеды и ужины», отвлекающие внимание от насущных проблем. В революционных листовках Петербург представал городом, населенным безразличными ко всему чиновниками: «Они будут говорить речи о великих делах царя Петра Великого, основавшего Петербург, будут восхвалять его за то, что «он прорубил окно в Европу», которое им хочется снова законопатить, за то, что он сразу подвинул Россию далеко вперед, и в то же время будут боязливо оглядываться кругом, не появятся ли на улицах другие дети Петербурга, вскормленные молоком другой матери, — молодые, смелые, горячие, с свободной песней на устах, с красным знаменем над головами, с чистой и непоколебимой верой в свое светлое будущее, будущее всей России».Интересно в данном контексте восприятие революционерами личности Петра I: он был умным, волевым человеком, прорубившим «окно в Европу», но все же остался деспотом. Последовавшие за ним правители были и того хуже: только и делали, что усугубляли бедственное положение народа. В этой связи очевидным для авторов листовок становится вывод о настоящем предназначении Петербурга, временно ставшего оплотом самодержавия: «…пусть Петербург, этот светоч России, подаст пример в революционной борьбе. Здесь выросло и окрепло самодержавие, пусть здесь же будет нанесен ему первый решительный удар». Такой призыв позволил по-новому взглянуть на знакомый образ столицы: вместо торжественной сцены для «имперских спектаклей» она превращалась в арену борьбы за демократические права и свободы. Печальная процессия движется вдоль Китайгородской стены в сторону Кремля. 30 октября 1894 Вслед за идейным и идеологическим аспектами петербургского юбилея критике подверглась и организация празднований: «Это солнце, этот ласковый ветерок, эта река были лучшим украшением юбилейных торжеств. Все остальное, по правде сказать, было достаточно трафаретно, обычно, бедно творческим замыслом и творческой фантазией. Были колонны, арки, картины и даже — на Невском — два фонтана. Но… Когда у нас не бывает этих колонн, этих арок? Это застывшая, мертвая форма изображения всех торжеств и полуторжеств. Дальше этого мы ничего придумать не можем». Журнальной статье вторили современники: «Неизвестно, зачем и для кого — для провинции, что ли, — газеты врут об этих украшениях. Прочитаешь их — кажется: сейчас выйдешь из дома, увидишь какую-нибудь сказку из 1001 ночи, а выйдешь — полное разочарование!»Негативную реакцию вызывали как в целом неоправданные преувеличения в описаниях городского убранства, так и отдельные неудавшиеся декоративные задумки: памятник Петру I, например, и без того «стиснутый» зданиями, был огорожен деревянным забором, и это выглядело так, будто организаторы боялись, что всадник убежит; вокруг памятника наставлены были «скворешники с вазами», имеющими непонятное отношение к торжествам, о них же говорилось как об «увитых ельником мавзолеях с щитами», напоминавших кладбище (речь шла о венках с инициалами императоров и датами их правлений). Но, что хуже всего, среди собравшихся отсутствовала сопричастность происходящему, в будничных разговорах не слышно было ничего о Петре I.«Странное дело, — недоумевал корреспондент «Новостей и биржевой газеты», — денег город тратит много, рисунки составлены, по-видимому, обдуманно, а не занятно как-то, нет увлечения, да, кажется, и мысли нет. И как сие ни прискорбно, но должен сознаться, большая часть украшений в теперешнем виде просто безвкусны. Это не мое личное мнение, мне приходилось слышать его неоднократно. Городское управление старается создать настроение петровское. И даже местами перестаралось. А главного, души празднества, идеи великого преобразователя, прорубившего окно в Европу, вздернувшего Россию железной уздой, обновившего мощной головокружительной работой Русь — этой прекрасной творческой идеи с ее необузданным, гениальным стремлением именно нет… Чего-то не хватает». Сравнения с празднованиями времен самого основателя столицы также были не в пользу торжеств 1903 года.В заключение гуляний должна была состояться «огненная потеха» — запуск фейерверков. Обыватели ожидали и традиционную в подобных случаях иллюминацию. Но и то и другое в итоге реализовалось лишь частично. Зрители были разочарованы и не скрывали своего недовольства: «Наконец разнеслась весть, что иллюминация отменена. Как, за что, почему?! Ничего неизвестно. Ожидавшая зрелища публика раздражилась, да оно и понятно! Юбилеи Петербурга бывают не каждый день, и жители вправе были требовать и хотеть, чтобы им дали возможность полюбоваться хоть чем-нибудь: «особы» были приглашены на разные спектакли и обеды, а весь миллионный город, платя всякие налоги, рассчитывал только на эту иллюминацию». За отсутствием настроения и резкими суждениями горожан угадывалась пресыщенность петербургского зрителя, сформировавшего к началу XX века вполне определенные представления о возможностях проведения публичных имперских торжеств. Еще перед началом празднования городского юбилея от жителей Петербурга можно было слышать реплики типа: «Мы эти дни дома думаем просидеть или на дачу к знакомым поедем». На вопрос: «Почему?» — звучал вполне резонный ответ: «Да что, толкотня, давка! Да еще, если жара будет, только пыли наглотаешься». Потенциальные участники торжеств все чаще стали задумываться о невозможности увидеть основное действо при скоплении большого количества народа, угрозе возникновения давки, действиях умелых карманников в толпе и т. д.Разрозненные «негодования» и «сетования» позволяют составить некое общее представление о том, что делало то или иное торжественное мероприятие действительно привлекательным с точки зрения столичного обывателя. К «запросам горожан» можно отнести уникальность события, понимание участниками его значимости, нетрафаретность декоративного оформления, доступность и безопасность предлагаемых развлечений, эффектную и запоминающуюся кульминацию (иллюминация, фейерверк), возможность сохранить на память «кусочек торжества» (сувениры, памятные призы).Возраставшие требования и периодически проявлявшееся недовольство были явными индикаторами изменений, происходящих в общественном сознании. Однако, поскольку интерес к имперским праздникам все-таки перевешивал и зрители из раза в раз собирались многочисленными толпами, власть не сомневалась, что торжества по-прежнему являются действенным механизмом имперской презентации.
