Хирург варит себе кофе, я обдумываю первый вопрос. В чайную заходит один из хирургов, присутствовавших у операционного стола.
– Я просто подумал, – оправдываясь, говорит он, — вы не будете делать ревизию каналов.
– У вас это по-другому принято? – спрашивает светило.
– Не… но как бы… делают поперечный доступ.
– В поперечном вы бы не нашли эту дырку.
– Это было волшебно! – врывается другой хирург. Я никогда не видел такой идеальной трахеостомы!
Светило не реагирует на похвалу, он сидит передо мной и ждет вопросов.
– Почему вы так с ними разговаривали? – спрашиваю его.
– Это элемент воспитания, — отвечает он. – Они – не дети. Мы эту тему обсуждали, и я просил их видео посмотреть. Когда я пришел в операционную, была заминка. Они меня не ждали. Они были… чрезмерно самоуверенны.
– Они не справились бы без вас?
– Думаю, нет. Но я пришел бы в любом случае. Они должны были оценить этот опыт и этот шанс.
– Вы в Москве работаете?
– В Бурденко, — он глотает кофе. – Здесь в командировке. Прислали. Сам бы не поехал. У меня там много раненых. Но просили люди, которым нельзя отказывать. Это – не начальство.
Я спрашиваю, почему же он поехал, если ему эта командировка на границу не интересна. Он медленно объясняет: его интерес – чисто практический. Ему интересно: почему у раненых, приезжающих в Москву, у тех, которые могли бы поправиться, возникают осложнения. Где идеи не срабатывают, на каком этапе?
– И вы поняли уже где?
– В основном да. И это можно исправить. У меня концепция такая – главный госпиталь, вынесенный на периферию. Здесь я выполняю весь объем – какой делал бы в Москве, и если я его делаю здесь, то дальше все должно пройти с лучшим результатом.
– Это уже доказано?
– Нет, но концепция – у меня в голове.
– Вы всегда так уверены в себе?
– Да. А это странно? Вы, когда яичницу готовите, уверены в себе?
– А вам не скучно все знать?
– Все знать невозможно. Но еще раз – на этом этапе происходит какой-то слом. Я приехал и пытаюсь его исправить. Пример – приезжает раненый в Москву. От момента ранения прошло трое и более суток. Некоторые возможности упущены. А здесь у него – несколько часов после ранения, есть возможность помочь. И мы должны что-то сделать здесь, несмотря на то, что происходит вокруг. Можно сказать – «У нас здесь сложная обстановка. Пусть едут дальше, там – тоже врачи. Мы лишь немного оттягиваем». Он едет в Белгород, потом в Москву. Но за это время он не получает всей помощи, и время играет против него. Ты ему оставляешь жизнь, но он платит за нее осложнениями.
– А за пациента – конкретного человека – вы переживаете?
– Нет. У меня так быстро выгорание наступит. В 25 переживал.
Мы еще говорим о том, что главное это всё пережить – сострадание – хоть когда-нибудь, и когда страданий слишком много, и ты захочешь от него закрыться, в тебе все равно будет лежать знание – людям надо помогать, и ты будешь помогать рефлекторно. Ну, говорю в основном я. А хирург говорит, что он – не властный. Но то ранение было анатомически сложным. Трахея спереди покрыта щитовидной железой, и рана прошла через железу, и пока они не располовинили железу, и пока трахея им полностью не открылась…
– Значит, вы в Бога не верите? – почти утвердительно говорю я.
– Нет, — отвечает хирург.
Я оборачиваюсь, и вижу, что за моей спиной два хирурга – затаив дыхание слушают разговор.
(Часть 1)
Первоисточник: Telegram-канал «Marina Akhmedova»
Источник: belgorod-news.net
